Google:

серебрянные монеты киевской руси 10 и 11 веков бонистика
http://www.google.lt/search?hl=lt&client=firefox-a&channel=s&rls=org.mozilla:lt:official&hs=BZ1&q=серебрянные монеты киевской руси 10 и 11 веков бонистика&btnG=Paieka&meta=

серебрянные монеты киевской руси 10 и 11 веков трезубец
http://www.google.lt/search?hl=lt&client=firefox-a&channel=s&rls=org.mozilla:lt:official&q=серебрянные монеты киевской руси 10 и 11 веков трезубец&btnG=Paieka&meta=

http://users.livejournal.com/_devol_/201596.html

    Редчайший сребреник времен Ярослава Мудрого

http://photofile.ru/photo/devol/468507/ … 066082.jpg

    Это первая серебряная монета Киевской Руси, выпущенная в конце X века. Для ее изготовления переплавлялись ходящие тогда у нас арабские деньги. Сами сребреники князь Ярослав Мудрый чеканил в Великом Новгороде. На лицевой стороне монеты весом 3,5 грамма изображался святой Георгий, на оборотной - родовой "трезубец" Рюриковичей и надпись "Ярославле серебро". Выражаясь экономическим языком, эмиссия этих денег была крошечной - и до ученых дошло всего 7 монет.

***********************************************************

    Златник Владимира I Святославича

                     990–1015 гг. Киев.

http://www.icon-art.info/pic.php?lng=ru … re=library

    Златник
   
Šaltinis - http://ru.wikipedia.org/wiki/Златник

http://upload.wikimedia.org/wikipedia/r … mitage.jpg

    Златник (также — золотник) — первая древнерусская золотая монета, чеканившаяся в Киеве в конце Х — начале XI века вскоре после Крещения Руси князем Владимиром.

    Настоящее название этих монет неизвестно, термин «златник» используется в нумизматике традиционно и известен по тексту русско-византийского договора 912 года Вещего Олега.[1] Всего найдено 11 таких монет.

    * Аверс: грудной портрет князя Владимира в шапке с подвесками, увенчанной крестом. Внизу схематично изображены согнутые ноги. Правой рукой князь держит крест, левая рука на груди. Над левым плечом показан характерный трезубец, родовой знак Рюриковичей. Вокруг по кругу надпись кириллицей : ВЛАДИМИРЪ НА СТОЛЬ (то есть Владимир на престоле). На двух из известных 11 монетах надпись другая: ВЛАДИМИРЪ А СЕ ЕГО ЗЛАТО.
    * Реверс: лик Христа. По кругу надпись: ІСУСЪ ХРИСТОСЪ .
    * Диаметр монет 19—24 мм, вес 4.0—4.4 г

***********************************************************

Šaltinis - http://www.rustrana.ru/article.php?nid=4927

    Лично-родовые знаки князей-Рюриковичей на металлических подвесках XI в.

    Важнейшим источником для изучения тамги Рюриковичей являются металлические трапециевидные подвески, на одной или на обеих сторонах которых помещены лично-родовые знаки князей в их парадном оформлении. Эта группа геральдических памятников неоднократно привлекала внимание исследователей. Две медные подвески, происходящие из окрестностей Киева (рис. 1:7) и из Новгорода (рис. 1:8), впервые комментировались еще А. В. Орешниковым1 и Н. П. Лихачевым2. Оба исследователя отмечали сходство знаков, изображенных на последних, со знаком, помещенным на «Ярославле сребре», а самим подвескам придавали «официальный характер»3.

     В тексте «Сфрагистического альбома» Н. П. Лихачев повторил наблюдения, изложенные в «Материалах для истории русской и византийской сфрагистики»4, подчеркнув отличие подвески из Новгорода от аналогичной из окресностей Киева: «Любопытная особенность (новгородской — С. Б.) — кресты или крестообразные украшения на вершине знака (т. е. на ножке трезубца — С. Б1.)»5. Здесь же была воспроизведена еще одна подвеска, идентичная (отлитая в той же литейной форме) новгородской и также медная. Н. П. Лихачев отмечал, что последняя, поступившая в фонды Русского музея (СПб), происходит «также из Новгорода»6. В действительности подвеска, находившаяся ранее в коллекции В. Е. Гезе (Киев), происходит из Белгорода7.

     В статье 1940 г. Б. А. Рыбаков анализировал четыре подвески. В дополнение к рассмотренным в работе Орешникова находками из окресностей Киева и из Новгорода учтены также подвеска из Белгорода (включенная Лихачевым в «Сфрагистический альбом») и медная с Рюрикова городища.

http://www.rustrana.ru/articles/4927/2.gif

     У последней была воспроизведена неточная прорисовка только стороны «а»8. Исследователь отметил сходство знаков на подвесках со знаком Ярослава Мудрого и полагал, что последние являлись своего рода верительными знаками, которые «киевские князья давали... своим посадникам, даныцикам, тиунам, вирникам»9. В контексте с подвесками Рыбаков поставил ременные бляшки с изображениями растительного крина10, полагая, что поясные наборы, украшенные подобного рода деталями, могли принадлежать княжеским дружинникам11.

     В работе Б. А. Рыбакова рассматривались, кроме металлических, также костяная односторонняя подвеска из с. Прудяники на верхнем Днепре. Публикуя ее, ученый отмечал, что «по форме она очень близка к киевской и белгородской подвескам... Знак вырезан на кости очень небрежно и без всяких орнаментных деталей»12. На рисунке, воспроизведенном в статье Рыбакова, действительно, зафиксировано достаточно невнятное изображение фигуры, напоминающей трезубец13. Однако А. А. Молчанов, осматривавший предмет в фондах РИМ, отмечал, что подвеска «оказалась случайно поцарапанной с обеих сторон» и причислена к рассматриваемой группе памятников по ошибке14.

     Эта группа пополнилась в результате раскопок в Новгороде. В 1954 г. в слое 25 яруса Неревского раскопа (слой 1006-1025 гг.) была найдена серебряная (?) подвеска (рис. 1:1), публикуя которую В. Л. Янин отметил: «Подвеска несет знак, представляющий детальную аналогию знакам сребренников. Это первая находка княжеского знака «в парадном варианте», сделанная в хорошо датированном слое. Дата этого слоя совпадает со временем правления Владимира Святославича»15.

     В 1976 г. сводку металлических подвесок со знаками Рюриковичей опубликовал А. А. Молчанов. Исследователь учел уже шесть их: кроме перечисленных выше, в эту публикацию была включена медная подвеска (рис. 1:6), найденная в слое 22 яруса в Неревском раскопе Новгорода (слой 1076-1096 гг.). Одностороннюю подвеску из раскопок в Новгороде в 1954 г. Молчанов соотнес «по нумизматическим аналогиям и данным дендрохронологии» со временем княжения Владимира Святославича16. Знаки на подвесках из окресностей Киева, Новгорода и Белгорода он атрибутировал вслед за А. В. Орешниковым, Ярославу Владимировичу17. Знаки же на подвесках с Рюрикова городища ученный отказался комментировать из-за очень плохой сохранности предмета16, а знаки на подвеске из раскопок в Новороде в 1956 г. посчитал декоративными композициями на тему трезубца Рюриковичей, сходными с мотивом растительного крина19.

     За пределами сводки А. А. Молчанова осталась серебрянная (?) подвеска, обнаруженная при раскопках на Даугмальском городище (рис. 1:4) и изданная Э. С. Мугуревичем20. Она упомянута ученым только в примечании в связи с группой поздних (XII в.) подвесок-украшений из литовских могильников21, прямого отношения к рассматриваемой группе не имеющих. Исследователь не исключал, что даугмальская подвеска может быть адекватна другим рассмотренным в сводке памятникам, но от комментариев воздержался. Анализируя функциональное значение подвесок, А. А. Молчанов присоединился к мнению об их официальном характере и считал рассматриваемую группу памятников купеческими верительными знаками22.

     Вернувшись позднее к проблеме происхождения традиции последних на Руси, ученый соотнес рассматриваемые подвески с известными по скандинавским источникам ]апг1е§шг — верительными знаками, призванными удостоверять официальный характер миссии, возложенной правителем на их держателей23.

     В 1982 г. к оценке функционального назначения подвесок обратился В. Л. Янин. Комментируя находки деревянных цилиндров, использовавшихся для опечатывания «собранных вирниками ценностей»24, исследователь отметил: «Думаю, что трапециевидные подвески с изображениями княжеских знаков, объявленные А. А. Молчановым верительными знаками купцов, в действительности были верительными знаками вирников»25. От обоснования высказанной оценки Янин воздержался.
     
     После выхода из печати сводки А. А. Молчанова стали известны еще две подвески. Медная (рис. 1:3), найденная в погребении Победищенской сопки близ Ладоги26, имеет по мнению В. П. Петренко, «изображения в форме трезубцев».

     Рассматривая находки упомянутых подвесок XII в. в ливских женских погребениях, ученый считал затруднительной «интерпретацию данных изделий в качестве княжеского мандата». Опираясь на этнографические материалы Приуралья и Сибири, исследователь не исключал того, что трезубцы, подобные изображенным на подвесках, «использовались в качестве сакральных и даже специальных женских знаков»27.

     Серебрянная подвеска (рис. 1:2), обнаруженная в погребении из Рождественского могильника в Прикамье, по определению П. Б. Крыласовой, имеет на одной стороне трезубец Владимира Святославича, а на другой — «изображение меча, соединенного с молотом бога Тора»28. Комментируя это изображение, Крыласова отмечает: «Знаки в виде мечей, имеющие военно-дружынный характер..., и молоты бога Тора, считающиеся скандинавским этническим индикатором..., встречаются довольно часто. Но изображение, в котором сочетаются меч и молот, на подвеске с Рождественского могильника является пока единственным.

    Возможно, что данный знак имеет для скандинавского мира значение, аналогичное знаку Рюриковичей для Руси»29. Присоединившись к мнению Молчанова о назначении подвесок удостоверять официальный характер деятельности их держателей, исследовательница напомнила об упомянутом В. А. Татищевым торговом договоре 1006 г., заключенном болгарами с Владимиром Святым: согласно ему, они получили от русского князя печати для беспрепятственной торговли30. Ученая полагает, что погребение, из которого происходит подвеска, «является захоронением болгарского купца, одного из тех, кто в соответствии с договором 1006 г. имел право на получение подобных печатей для ношения»31.

     Таким образом в настоящее время известно не менее 9 подвесок, несущих на одной или обеих сторонах знаки Рюриковичей в их парадном изображении. Принимая версию о юридическом значении этих памятников, призванных удостоверять официальный характер миссии, возложенной на их держателей, мы хотели бы подчеркнуть одну чрезвычайно существенную особенность подавляющего большинства известных подвесок: на обеих их сторонах помещены разные, хотя чаще всего близкородственные знаки.

    Кажется, на это обратила внимание только Е. Л. Назарова, отметившая в комментарии к дауг-мальской подвеске: «единственная подвеска с территории Латвии, которая считается импортом с Руси (городище Даугмале, слой XI в.), хотя и идентична русским по форме, но содержит изображения сразу двух княжеских знаков — Владимира и Ярослава, чем отличается как от русских, так и от латвийских находок» (выделено мною — С. Б.). Поскольку ранее никто из исследователей не указывал на эту особенность подвески, Е. Л. Назарова была вынуждена констатировать: «Считать ее атрибутом официального лица начала XI в. без дополнительных подтверждений нет оснований»32.

     Между тем присутствие на одной подвеске двух различных знаков — характерная особенность рассматриваемых памятников. На подвеске из Побе-дищенской сопки близ Ладоги (рис. 1:3) помещены знаки Владимира Святославича (сторона «а») и Ярослава Владимировича (сторона «б»)33. На новгородской подвеске из раскопок 1956 г. (рис. 1:6) изображены знаки Мстислава (сторона «а») и Ярослава (сторона «б») Владимировичей34. При общем сходстве знаков, помещенных на подвеске из окресностей Киева, со знаком Ярослава Владимировича с последним не совпадает полностью ни один из них (рис. 1:7): на стороне «а» расположен трезубец, близкий трезубцу Ярослава, но имеющий крестообразное завершение треугольной ножки. Разные, хотя и родственные трезубцу Ярослава Владимировича знаки расположены на подвесках из Новгорода и Белгорода (рис. 1:8): на стороне «а» изображен трезубец, отличаючийся от знака Ярослава Владимировича усложненной крестообразным завершением ножкой, на стороне «б» размещен близкородственный последнему знак, отличающийся, однако, формой ножки — вместо треугольника острием вниз, усложненного крестом, здесь последняя имеет крестовидную форму, увенчанную изображением птицы, а треугольная часть отсутствует. Даугмальская подвеска (рис. 1:4) имеет на стороне «б» трезубец Ярослава Владимировича; а на стороне «а» у нее помещен знак, чрезвычайно близкий трезубцу Владимира Святославича, но отличающийся от него усложненной крестообразным завершением ножкой. Точно такие же знаки удалось выявить при визуальном осмотре сильно стертой подвески с Рюрикова городища35. Фактически только подвеска из раскопок в Новгороде 1954 г. несет на себе единственный знак — трезубец Владимира Святого (рис. 1:1), но эта подвеска односторонняя: на другой стороне ее процарапана не читающаяся напись (?), выполненная рунообразными знаками.

     Отмеченная особенность подвесок представляется принципиально важной как для понимания самих памятников, так и для изучения генезиса тамги Рюриковичей. С одной стороны, присутствие на подвеске двух различных знаков свидетельствует о деятельности их держателей в качестве представителей двух правителей одновременно. С другой стороны, размещение двух различных тамгообразных знаков на одной подвеске предоставляет дополнительные возможности для персонификации тамги и дает основания для уточнения времени их использования в качестве верительных знаков. Так, подвеску из Победищен-ской сопки можно датировать в пределах узкого хронологического интервала — от вокняжения Ярослава Владимировича в Новгороде и до смерти Владимира Святославича, то есть — 1010-1015 гг.36 Подвеска из раскопок в Новгороде в 1956 г. фиксирует соправительство Ярослава и Мстислава Владимировичей и может быть датирована временем от 1026 г. (Городецкий мир, положивший начало дуумвирату Владимировичей) до 1034 г. (кончина Мстислава Владимировича)37.

     Персонификация лично-родовых знаков, зафиксированных изображениями на древнейших русских монетах, оружии и фресках Софии Киевской (рис. 2), позволила реконструировать процесс наследования князьями-рюриковичами тамги: знак в форме простого двузубца использовался представителями правящей русской династии со времен правления, по крайней мере, сына Рюрика — Игоря, а, возможно, употреблялся еще самим Рюриком. При этом вплоть до вокняжения Ярополка Святославича происходило прямое наследование родового двузубца. Тамга Рюриковичей начинает претерпевать изменения только с поколения внуков Святослава. Святополк Ярополчич, являясь единственным сыном старшего из сыновей Святослава, имел право на родовой двузубец. Однако он пользовался измененной формой отцовской тамги: сохранив в качестве ее основы двузубец, он изменяет форму левого зубца. Вероятно, это вызвано либо нарушением в результате междуусобицы Святославичей порядка престолонаследия, либо требованиями этикета, согласно которому племянник-вассал не мог иметь тамгу «старшего типа» по сравнению с тамгой «младшего типа», которой располагал дядя-сюзарен. Сыновья Владимира Святого — Изяслав, Ярослав и Мстислав — сохранили форму ножки отцовского трезубца, но на один элемент изменили центральный его зубец, увенчав последний соответственно крестом, кругом и ромбом. Старшие сыновья Изяслава и Мстислава Владимировичей наследовали тамгу отца, но на один элемент изменили ее ножку, дополнив треугольную основу крестовидным завершением.

http://www.rustrana.ru/articles/4927/3.gif

     Исходя из перечисленных наблюдений о значении изменений в изображении тамги, можно попытаться персонифицировать владельцев тех знаков на подвесках, которые по другим геральдическим памятникам не известны. Прежде всего обращают на себя внимание знаки, помещенные на подвесках из Даугмальского и Рюрикового городищ (рис. 1:4, 5). Знак на сторонах «б» у этих памятников достаточно определенно соотносится с трезубцем Ярослава Владимировича, что позволяет определить хронологический интервал использования подвесок в юридической практике: между началом политической деятельности Ярослава и его кончиной, то есть между концом 980-х гг.38 и 1054 г. Знак на стороне «а» у этих памятников представлен трезубцем, чрезвычайно сходным с трезубцем Владимира Святославича (именно его Е. Л. Назарова приняла за знак этого князя39, но отличающимся от него усложненной формой ножки: треугольная основа дополнена крестовидным завершением. Именно такое отличие было отмечено для знаков Мстислава Владимировича и его единственного сына — Евстафия Мстиславича. Аналогичным образом различаются между собой трезубцы Изяслава Владимировича и его старшего сына — Брячислава Изяслави-ча40. Если отличие тамги старшего сына от тамги отца действительно заключается в изменении на один элемент ножки трезубца, то знак на сторонах «а» у подвесок из Даугмале и с Рюрикова городища с наибольшим вероятием должен быть атрибутирован старшему сыну Владимира Святославича — Вышеславу Владимировичу, занимавшему с конца 980-х гг. по 1010 г. новгородский княжеский стол. В этом случае верхняя хронологическая граница использования подвески в качестве юридического знака определяется годом смерти Вышеслава Владимировича, то есть — 1010 г. Таким образом, держатели подвесок из Даугмале и с Рюрикова городища выступали в своей деятельности в качестве представителей одновременно ростовского и новгородского князей.

     Знаки, размещенные на стороне «б» подвески из окресностей Киева (рис. 1:7) и на стороне «а» подвесок из Новгорода и Белгорода (рис. 1:8), очень близки трезубцу Ярослава Владимировича. В обоих случаях на памятниках изображен трезубец, центральный знак которого увенчан кружком. Но в отличие от трезубца Ярослава Владимировича он имеет усложненную крестовидным завершением ножку. Такой знак мог принадлежать старшему сыну Ярослава Владимировича — Илье.

     Он около 1019г. был посажен на княжение в Новгород под опеку троюродного деда — Костянтина Добрынича — ив том же году скончался. Теоретически именно ему мог принадлежать рассматриваемый знак. Однако уверенности в такой персонификации у нас нет. Дело в том, что сочетания пар знаков на рассматриваемых подвесках различны. На памятнике из окресностей Киева знак на стороне «а» представлен трезубцем, вершина центрального зубца у которого завершается стилизованным изображением птицы (рис. 1:7). Он отличается на один элемент от трезубца Владимира Святославича. Причем это отличие совершенно адекватно отличию от его знака знаков его сыновей — Изяслава, Ярослав и Мстислава. С большой степенью вероятности можно было бы предположить, что трезубец на стороне «а» у подвески принадлежал сыну Владимира Святого — брату Изяслава, Ярослава и Мстислава Владимировичей.

     Реконстуированная картина, однако, вступает в противоречие с информативными данными двух идентичных подвесок, происходящих из Новгорода и Белгорода (рис. 1:8). Знак на стороне «б» у них состоит из трезубца, центральный зубец которого завершен кружком, и крестовидной ножки. Этот трезубец чрезвычайно близок знаку Ярослава Владимировича, отличаясь от него на один элемент, и трезубцу, соотнесенному выше со знаком старшего сына Ярослава, от которого он также отличается на один элемент. В обоих случаях отличие заключается в изменении формы ножки. Однако в первом случае ножки трезубцев совершенно различаются между собой (у знака Ярослава ножка треугольная, а у трезубца на стороне «б» подвесок из Новгорода и Белгорода крестовидная), а во втором случае речь может идти об упрощении исходной формы (треугольник, ориентированный острием вниз и завершающийся крестом) путем исключения из нее треугольной части. Полагаем, что непосредственно вывести знак на стороне «б» у подвесок из Новгорода и Белгорода из трезубца Ярослава Владимировича невозможно, поскольку происходит полная замена одного из элементов, составляющих тамгу. Значительно более вероятным представляется рассматривать знак на стороне «б» у подвесок из Новгорода и Белгорода в качестве дальннейшего развития тамги, соотнесенной со старшим сыном Ярослава. Мы вновь оказываемся свидетелями изменения ее ножки на один элемент (на этот раз путем упрощения), но с сохранением особенностей исходной формы тамги. Иными словами, последнюю, изображенную на стороне «б» у памятников из Новгорода и Белгорода, мы считаем возможным атрибутировать старшему сыну владельца тамги, изображенной на стороне «б» у подвески из окресностей Киева и на сторонне «а» подвесок из Новгорода и Белгорода, и, следовательно, относить данный тип тамги уже к поколению внуков Ярослава Владимировича. Однако Илья Ярославич, как известно, сыновей не оставил.

     В этой связи вспомним, что подвеска из раскопок в Новгороде в 1956 г. (рис. 1:6) принадлежала лицу, выступавшему в своей деятельности от имени Ярослава и Мстислава Владимировичей. Не исключено, что ее держателем был Костянтин Добрынич, посадничавший в Новгороде в годы соправительства Ярослава и Мстислава и фактически исполнявший обязанности дядьки-воспитателя при юном Илье Ярославиче41. Решимся в этой связи предположить, что Илья не являлся юридическим представителем великокняжеской власти в Новгороде и вообще вряд ли имел свою тамгу42. Знак на стороне «б» подвески из окресностей Киева и на стороне «а» у подвесок из Новгорода и Белгорода с большим основанием следует атрибутировать второму сыну Ярослава Мудрого — Владимиру, посаженному отцом на новгородский стол в 1034 г. в возрасте 14 лет. Начало княжения Владимира в этом городе приходится на период после смерти Мстислава тмутараканского и начавшейся опалы Костянтина Добрынича. Таким образом, Владимир Ярославич, бузусловно, являлся юридическим представителем великокняжеской власти в Новгороде. Если верно предположение о том, что Илья Ярославич не был юридическим намесником великокняжеской власти в этом городе, то именно Владимир первым из сыновей Ярослава Мудрого приобретает политический статус, то есть юридически является старшим среди Ярославичей. В этом случае присвоение ему лично-родового знака «старшего сына» оказывается в соответствии с реконструируемыми правилами наследования тамги вполне допустимым.

     Признавая знак, изображенный на стороне «б» подвески из окресностей Киева и на стороне «а» подвесок из Новгорода и Белгорода, лично-родовой тамгой Владимира Ярославича, вновь обратимся к трезубцу, помещенному на стороне «а» киевской подвески (рис. 1:7). В период пребывавлия Владимира на новгородском столе на политической сцене Руси, кроме Ярослава и Мстислава Владимировичей, оставался как будто бы лишь один их брат — Судислав Псковский, — и знак на стороне «а» подвески из окресностей Киева может быть атрибутирован именно ему. В таком случае держатель киевской подвески выступал представлением одновременно новгородского и псковского князей. Если знак действительно принадлежал Судиславу Владимировичу псковскому, то время употребления в юридической практике подвески, несущей тамги новгородского и псковского князей, следует ограничить коротким интервалом — временем между вокняжением Владимира Ярославича в Новгороде и арестом Судислава43. Между этими событиями прошли считанные недели 1034 г.: «В лето 6542. Мъстиславъ изыде на ловы, и разболелся, и умре... По семь же прия власть его Ярослав, и бысть единовластечь Русской земли. Иде Ярослав к Новугороду, посади сына своего Володимера... В то же лето всади Ярослав Судислава вь порубь, брата своего Плескове, оклеветан к нему» (Ипат.: 138-139). В пользу предлагаемой атрибуции свидетельствует тот факт, что подвеска практически не стерта, то есть употреблялась достаточно короткое время44. Возвращаясь к двум идентичным подвескам из Новгорода и Белгорода (рис. 1:8), подчеркнем, что они несут изображения тамги Владимира Ярославича и его старшего сына Ростислава. Владимир княжил в Новгороде до самой смерти (1052 г.), так что сочетание знаков его и Ярослава на подвесках позволяет определить хронологический интервал, в пределах которого могли использоваться данные верительные знаки: после 1038 г. (год, когда, по сведениям В. Н. Татищева45, родился Ростислав Владимирович), но до 1052 г.

     Держатели подвесок выступали в своей деятельности представителями одновременно Владимира Ярославича и Ростислава Владимировича. Однако следует учитывать, что первый скончался новгородским князем еще при жизни отца, занимавшего великий киевский стол, так что верховным правителем Руси он никогда не был. Очевидно, что в этом случае вопрос о правовом статусе Ростислава требует специального комментария.

     Было бы заманчиво предположить, что при жизни отца Ростислав Владимирович занимал ростовский стол: тогда подвески из Новгорода и Белгорода оказались бы адекватны подвескам из Даугмале и с Рюрикова городища, поскольку последние также фиксируют представительство их держателей от лица одновременно новгородского и ростовского князей. Однако, по сведениям В. Н. Татищева46, ростовское княжение Ростислав получил только после смерти Владимира Ярославича. Кроме того, О. М. Рапов, специально исследовавший политическую судьбу Ростислава Владимировича и его перемещения по княжеским столам47, отмечал сомнительность сведений Татищева о его ростовском княжении. Вопрос о том, каким статусом обладал Ростислав при жизни отца, в литературе, кажется, специально не поднимался.

     Не претендуя на решение вопроса, хотели бы отметить любопытную особенность знака, размещенного на стороне «б» подвесок из Новгорода и Белгорода: на ножке перевернутого зубцами вниз трезубца помещено изображение птицы. Считать это изображение элементом, усложняющим форму ножки, не приходится, поскольку оно не мотивировано геральдически: размещение трезубца как зубцами вниз, так и зубцами вверх предполагает определенную схематизацию элементов, составлявших тамгу. Эти элементы должны одинаково восприниматься как при одном, так и при другом положении трезубца. При размещении же его зубцами вверх изображение птицы оказывается перевернутым, так сказать, «вверх ногами». В то же время последнее, увенчивающее ножку трезубца Ростислава Владимировича, нельзя считать случайным.

     Напрашивается сопоставление его с изображением птицы на вершине центрального зубца у трезубца Судислава псковского. Не означает ли это, что Ростислав в годы пребывания Владимира на новгородском столе юридически занимал псковский стол и внегеральдическое включение в оформление тамги изображения птицы было призвано засвидетельствовать преемственность власти, перешедшей к Ростиславу после ареста Судислава? В таком случае подвески из Новгорода и Белгорода оказываются в юридическом отношении синонимичны подвеске из окресностей Киева: их держатели представляли в правовом отношении одновременно власть новгородского и псковского князей. Заметим, что подвески из Новгорода и Белгорода сильно стерты, то есть находились в употреблении, по крайней мере, несколько лет.

     Безусловно, совершенно другое положение среди других подвесок занимает экземпляр, происходящий из Рождественского могильника. На одной из сторон его размещен трезубец Владимира Святого, на другой — изображение меча, переходящего в «молот Тора» (рис. 1:2). Б. Крыласова, на наш взгляд, права, рассматривая изображение меча-молота в качестве парадного варианта тамги, принадлежавшей этническому скандинаву. Учитывая, что изображение меча-молота помещено на одной подвеске вместе со знаком Владимира, можно считать, что владелец этого последнего, во-первых, являлся современником данного князя, во-вторых, принадлежал к числу выходцев из Скандинавии и, в третьих, обладал на Руси обширными полномочиями и статусом, равным, по крайней мере, статусу сыновей Владимира Святого. Не решаясь персонифицировать владельца знака, отметим, что этот человек так же, как и сыновья Владимира, почти наверняка занимал один из княжеских столов в пределах владений великого киевского князя48.

     В этой связи нельзя не учитывать известие о военных действиях ярла Эйрика Хаконарссона в землях Владимира Святославича: «А весной собрал он свое войско и поплыл вскоре по Аустрвегу. И когда пришел он в государство Вальдмара, стал он воевать, убивал людей и жег постройки там, где он проходил, и опустошил землю. Он подошел к Альдерйгьюборгу и осаждал его, пока не взял города, убил там много народа и разрушил и сжег всю крепость, воевал он затем во многих местах в Гардарики... Ярл Эйрик провел в этом походе всего пять лет»49. Ладога в этом рассказе отчетливо воспринимается как составная часть владений великого киевского князя. Достоверность сведений о походе Эйрика подтверждается археологическими материалами50.
     
     Особое положение Ладоги в пределах владений киевского великого князя сохранялось на протяжении всего XI в. Ладога и принадлежавшее к ней ярлство, были переданы Ярославом Владимировичем в качестве свадебного дара Ингер-ды. Здесь осуществлял управление ее родственик Рёгнвальд, а после его смерти — сын последнего Эйлив. Следовательно, скандинавское управление в Ладоге оказывается для Киева традиционным. Заметное присутствие там скандинавов на рубеже Х-Х1 вв. зафиксировано и археологическим материалом. Решимся предположить, что именно ладожский наместник Владимира Святославича являлся владельцем знака в виде меча-молота, помещеного на подвеске из Рождественского могильника51.

     В этой связи на память приходит уникальная для Руси ситуация, зафиксированная в «Саге об Олаве Трюггвасоне» монаха Одда: Сигурд Эйрикссон «имел такой большой почет от конунга по всем областям; а его повеления должны были иметь силу во всем государстве конунга»52. Комментируя этот текст, Т. Н. Джаксон отмечает: «Похоже, что объем власти, который имел Сигурд на Руси, преувеличен сагой. Место Сигурда при дворе русского князя и отношение к нему конунга изображены Оддом в соответствии со стереотипом, выявленным в сагах при описании знатных норвежцев (конунгов, ярлов, хёвдингов) за пределами Скандинавии: как правило, в этих случаях повествование подчинено задаче возвеличения скандинавского вождя»53. Возможно, в отношении Сигурда Эйрикссона исследовательница права, однако подвеска из Рождественского могильника позволяет предполагать, что по крайней мере один из скандинавов — современников Владимира Святого — мог обладать перечисленными полномочиями: держатель подвески выступал в своей деятельности от имени одновременно и этого лица, и Киевского великого князя. Причем у нас нет оснований полагать, что полномочия последнего в той области права, которая материализовалась данной подвеской, были существенно иными, нежели у его скандинавского партнера.

     Следует, однако, подчеркнуть, что знак «меч-молот» вряд ли мог принадлежать ярлу Сигурду: статус соправителя Владимира Святого скорее приличествовал бы конунгу. Поэтому у нас нет оснований связывать этот памятник с Сигурдом Эйрикссоном. С большей вероятностью мог бы быть держателем подобного рода подвески последний, нежели лицом, знак которого был на ней помещен. Кроме того, атрибуция Сигурду знака на подвеске из Рождественского могильника вступает в противоречие с наблюдениями Н. Б. Крыласовой о вероятной ее принадлежности. Если исследовательница права в том, что держатель подвески из Рождественского могильника принадлежал к числу лиц, получивших верительный знак в результате договора 1006 г. (напомним, что захоронение, из которого происходит подвеска, относится к родановской культуре, носители которой принадлежат к группе прикамских финнов), то признать Сигурда Эйрикссона владельцем знака в виде меча-молота не удается, поскольку деятельность ярла в качестве полномочного представителя Владимира Святославича, вероятнее всего, относится к 970-977 гг., то есть отстоит от периода деятельности держателя подвески более чем на четверть века. По этой же причине, кстати говоря, не удается атрибутировать Сигурду и подвеску из Победищенской сопки.

     Чрезвычайно заманчиво было бы отождествить с владельцем знака «меч-молот» другого современника Владимира Святого — Олава Трюггвасона, дядей которого был Сигурд Эйрикссон. Статус приемного сына киевского великого князя, которым обладал Олав, ставит его в один ряд с сыновьями Владимира, занимавшими княжеские столы и пользовавшимися лично-родовыми знаками. Однако его деятельность при дворе Владимира Святославича приходится на 977-986 гг., в 995 г. он уже становится правителем Норвегии, а около 1000 г. исчезает с политической арены. Если правы исследователи, полагавшие, что Олав Трюггвасон погиб54, то в событиях после 1006 г. он явно не мог принимать участия. С другой стороны, сведения о гибели последнего противоречивы. В «Саге об Олаве» после сообщения о смерти в битве с Эйриком Хаконарссоном отмечено: «Вендский корабль, на котором были люди Астрид, поплыл прочь и вернулся в Страну Вендов. И вот сразу же многие стали рассказывать, что Олав конунг якобы сбросил с себя под водой кольчугу, вынырнул вдали от боевых кораблей и поплыл к вендскому кораблю, а люди Астрид доставили его на борт... Как бы там ни было, конунг Олав сын Трюггви так и не вернулся к власти в Норвегии»55. Правда, сомнения в такой судьбе Олава высказывались уже современниками56.

     Не присутствием ли в Ладоге представителей Олава Трюггвасона объясняется поход Эйрика 997 г.? Из контекста рассказа о походе Эйрика на Альдейгьюборг, приведенного в «Красивой коже», следует, что «воевал ярл Эйрик... в государстве конунга Вальдамара, когда Олав Трюггвасон был конунгом в Нореге. И делал он это из мести и неприязни к конунгу Олаву и вражды после гибели Хакона, своего отца»57.

     Не исключая того, что и Сигурд Эйрикссон и позднее Олав Трюггвасон могли иметь отношение к управлению в Ладоге, мы полагаем, что вопрос о том, кому мог принадлежать знак на стороне «б» у подвески из Рождественского могильника, в настоящее время остается открытым. Подчеркнем, что стилистика изображения трезубца Владимира Святого на стороне «а» сближает во времени эту подвеску с подвеской из Новгорода (рис. 1:1) и сребренниками Владимира. И подвеска из Новгорода, и монеты с большим вероятием относятся ко времени великого киевского княжения Владимира Святославича, чем ко времени его новгородского княжения.

     Подводя итоги изложенному, подчеркнем: анализ лично-родовых знаков князей — Рюриковичей, изображенный на металических подвесках58, позволяет не только подтвердить реконструированные правила наследования родовой тамги представителями правящей на Руси Х-Х1 вв. династии, но и существенно дополняет существующую схему (рис. 3). Для У-УП колен рода Рюриковичей О. М. Рапов насчитывает 39 князей: 12 — колена V (внуки Святослава Игоревича), 11 — колена VI (правнуки Святослава) и 16 — колена VII (праправнуки Святослава). Период жизни всех этих лиц укладывается в интервал с конца X до начала XII в. Таким образом, для 39 князей мы располагаем всего 10 разновидностями тамги. Иными словами, лично-родовым знаком пользовалось менее чверти (23 %) русских князей XI в. При этом для представителей шести следующих поколений рода Рюриковичей (по подсчетам Рапова, около 280 чел.), живших в ХП-Х1П вв., в настоящее время зафиксировано около 190 разновидностей тамгообразных знаков (без учета последних на днищах сосудов). Следовательно, в ХП-Х1П вв. две трети (67 %) князей Рюриковичей пользовались лично-родовым знаком.

     Сказанное дает основание считать, что в XI в. далеко не все князья Рюриковичи пользовались лично-родовым знаком. Именно поэтому попытки реконструировать систему знаков, которыми могли пользоваться сыновья Владимира Святого, опираясь на предметы, несущие изображения растительных орнаментов, отдаленно напоминающие трезубец, представляются нам хотя и остроумными, но бесперспективными.

     Заметим, что вплоть до VII колена рода Рюриковичей потомки Владимира Святого пользовались знаками в форме трезубца. Однако в ХП-Х1П вв. начали преобладать знаки в форме двузубца, а трезубцы составляют лишь небольшую, достаточно компактную в типологическом отношении группу. Использование подавляющим большинством потомков Владимира Святославича знака в форме двузубца (а со временем производных от него форм) вряд ли случайно, как не случайно и то, что одна из ветвей рода сохранила за собой право предположить, что начало массового использования потомками Рюрика лично-родовых знаков, как и преобладание среди них двузубцев, являлись следствием одних и тех же событий, происходивших на рубеже Х1-ХП вв. Но этот сюжет требует специального рассмотрения и только после системетизации лично-родовых знаков Рюриковичей XII—XIII вв.

http://www.rustrana.ru/articles/4927/4.gif

     1 Орешников А. В. Класификация древнейших русских монет по родовым знакам // Известия АН СССР. — № 2. — М, 1930. — С. 94, 95.
     2 Лихачев Н. П. Материалы для истории русской и византийской сфрагистики. — Л., 1930. — Вып. 2. — С. 171-173.
     3 А. В. Орешников ошибочно указывает на происхождение подвески из Белгорода. В комментарии к табл. ЫУ:4 «Сфрагистического альбома» Н. Л. Лихачев отмечает, что подвеска происходит из Новгорода, см.: Лихачев Н. П. Сфрагистический альбом (далее — ЛСА) // Рукописный архив ИИМК РАН (СПб.). — Ф. 35, оп. 2, д. 444, л. 510.
     4 ЛСА. — Л. 499, 500, 510, 511.
     5 ЛСА. — Л. 510.
     6 ЛСА. — Л. 510, рис. 14.
     7 Путаницу с местонахождением подвесок, возникшую в литературе после публикации Орешникова и Рыбакова, специально анализировал А. А. Молчанов. См.: Молчанов А. А. Подвески со знаками Рюриковичей и происхождение древнерусской буллы // ВИД. — № VII — 1976. — С. 74, 75. Лично-родовые знаки князей-Рюриковичей
     8 Рыбаков Б. А. Знаки собственности в княжеском хозяйстве Киевской Руси // СА. — VI — М.; Л., 1940. — С. 238-240.
     9 Там же. — С. 238-239.
     10 Там же. — С. 240, рис. 39, 40.
     11 Там же. — С. 240. Идея Б. А. Рыбакова об использовании княжеской тамги в оформлени бляшек для поясных наборов княжеских дружинников получила продолжение в работе С. С. Ширинского (Ширинский С. С. Ремесленные бляшки со знаками Рюриковичей из Бирки и Гнездова // Славяне и Русь. — М., 1968. — С. 215-223, рис. 1, 2), однако признать растительные и геометрические орнаменты на бляшках в качестве изображений княжеских знаков мы бы не решились.
     12 Рыбаков Б. А. Знаки собственности. — С. 240.
     13 Там же. — С. 239, рис. 38.
     14 Молчанов А. А. Подвески... — С. 77.
     15 Янин В. Л. Вислые печати из новгородских раскопок 1951-1954 гг. // МИА. — № 55. — 1956. — С. 158.
     16 Молчанов А. А. Подвески... — С. 72.
     17 Там же. — С. 75.
     18 Там же. — С. 76.
     19 Там же. — С. 76.
     20 Мугуревич Э. С. Восточная Латвия и соседние земли в Х-Х1П в. Экономические связи с Русью и другими территориями. Пути сообщения. — Рига, 1965. — С. 87, рис. 34, 1.
     21 Молчанов А. А. Подвески... — С. 77, примеч. 10.
     22 Там же. — С. 84.
     23 Молчанов А. А. Верительные знаки киевских князей и древнескандинавские ]айе§шг // ТД X СК. — М., 1986. — С. 185.
     24 Янин В. Л. Археологический комментарий к Русской правде // Новгородский сборник. 50 лет раскопок Новгорода. — М., 1982. — С. 150.
     25 Там же. — С. 154. 138
     26 Петренко В. П. Раскопки сопки в урочище Победище близ Старой Ладоги // КСИА. — № 150. — 1977; Его же. Погребальный обряд населения Северной Руси УП1-Х вв. — СПб., б. г. — С. 82, рис. 43, 7.
     27 Петренко В. П. Раскопки... — С. 58, 59.
     28 Крыласова П. Б. Подвеска со знаком Рюриковичей из Рождественского могильника // РА. — № 2. — 1995. — С. 195.
     29 Там же. — С. 196.
     30 Татищев В. П. История Российская. Т. П-Ш. — М., 1995. — С. 11/69.
     31 Крыласова П. Б. Подвеска... — С. 196.
     32 Назарова Е. Л. Из истории взаимоотношений ливов с Русью (Х-Х1 вв.) // Древнейшие государства на территории СССР. Материалы и исследования, 1985 г. — М., 1986. — С. 180.
     33 Белецкий С. В. К проблеме выявления «узловых экспонатов» в историко-археологической экспозиции // Музей в современной культуре. ТД на научной конференции. — СПб., 1995. — С. 36-39.
     34 Белецкий С. В. К вопросу о принадлежности новгородской подвески № 22-27-1181 // Восточная Европа в древности и срредневековье. Политическая структкра древнерусского государства. — М., 1996. — С. 1-7.
     35 Пользуюсь случаем поблагодарить сотрудника Русского музея (Санкт-Петербург) С. Новаков-скую, любезно предоставившую мне возможность познакомиться с подвесками, хранящимися в фондах музея. 140
     36 Белецкий С. В. К проблеме выявления... — С. 36-39.
     37 Белецкий С. В. К вопросу о принадлежности... — С. 1-7.
     38 Согласно наиболее ранним летописным источникам (Лаврентьевская, Ипатьевская, Новгородская Первая летописи), старшие сыновья Владимира были определены на княжения в 988 г.
     39 Назарова Е. Л. Из истории взаимоотношений... — С. 180.
     40 Белецкий С. В. К вопросу о времени строительства Софийского собора в Киеве // Церковная археология. — СПб.; Псков, 1995. — Ч. 2. — С. 92-94.
     41 Белецкий С. В. К вопросу о принадлежности... — С. 5, 6. В качестве альтернативной (хотя и менее вероятной) версии можно предположить, что держателем данной подвески был Илья Ярославич, однако и в этом случае нет оснований утверждать факт использования им лично-родового знака.
     42 О противостоянии Судислава Владимировича брату Ярославу свидетельствует не только арест Судислава, произведенный по приказу Ярослава в 1034 г., но и вероятная ситуация этого ареста, см.: Белецкий С. В. Начало Пскова. — СПб.,. 1996. — С. 78-86.
     43 После ареста Судислав Владимирович четверть века находился в заключеннии. Из поруба его выпустили в 1059 г. племянники Изяслав, Святослав и Всеволод Ярославичи, причем Судислав сразу же после освобождения был пострижен в монахи.
     44 В какой мере претензии Судислава на полномочия племянника, материализовавшиеся подвеской из окреснотей Киева, являются свидетельством претензий последнего из оставшихся на политической сцене Владимировичей на верховную власть в государстве и в какой мере эти претензии стали толчком для последовавшего в том же году ареста и заточения псковского князя, еще предстоит выяснить.
     45 Татищев В. Н. История Российская. — С. П/78.
     46 Там же. — С. 11/83.
     47 Рапов О. М. Княжеские владения на Руси в X — первой половине XI в. — М., 1977. — С. 68-69. 146
     48 Белецкий С. В. Подвеска с родовыми знаками из Рождественского могильника. В печати.
     49 Джаксон Т. Н. Исландские королевские саги о Восточной Европе (с древнейших времен до 1000 г.). Тексты, переводы, комментарий. — М., 1993. — С. 184.
     50 Там же. — С. 214-215.
     51 Политическая история Ладоги и в часности имена тех, кто управлял здесь на рубеже Х-Х1 вв. от лица Владимира Святого, не отражена в письменных источниках. Однако напомним, что еще при жизни Владимира, в годы новгородского княжения Ярослава Владимировича, великокняжескую власть в Ладоге отправлял один из представителей местной элиты. См.: Белецкий С. В. К проблеме выявления... — С. 36-39.
     52 Джаксон Т. Н. Исландские королевские саги о... — С. 193.
     53 Джаксон Т. Н. Исландские королевские саги о... — С. 194; см. также: Джаксон Т. Н. Исландские королевские саги как источник по истории Древней Руси и ее соседей. Х-Х1П вв. // Древнейшие государства на территории СССР. 1988-1089. — М., 1991. — С. 70-79.
     54 Джаксон Т. Н. Исландские королевские саги о... — С. 119.
     55 Стурлсон Снорри. Круг земной. — М., 1980 — С. 166.
     56 Там же.
     57 Джаксон Т. Н. Исландские королевские саги о... — С. 154.
     58 Особую группу подвесок составляют подвески-украшения из финно-угорских погребений XII в. Изображенные на них сильно стилизированные знаки напоминают парадные варианты знаков Рюриковичей Х-Х1 вв. Эти памятники требуют специального анализа. За пределами статьи остается также подвеска со знаками Рюриковичей из Пскова (Лабутина И. К. Культурный слой Пскова // Археологическое изучение Пскова. — М., 1983. — С. 21, рис. 10), в которой, по мнению А. А. Молчанова, опознается современный фальсификат, см.: Молчанов А. А. Верительные знаки... — С. 185. Некоторые комментарии к псковской подвеске были даны мною в другой работе: Белецкий С. В. Начало Пскова. — С. 84-85, примеч. 23.
     
Сергей Белецкий