Перевод главы из книги

ГАНСА ШАФРАНЕКА

МЕЖДУ  НКВД  И  ГЕСТАПО

      1937 - 1941 годы. Выдача Советским Союзом немецких и австрийских антифашистов нацистской Германии.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

МЕЖДУ ДВУХ ОГНЕЙ

1936 - 1941. Немецкие и австрийские антифашисты в Советском Союзе.

ПЕРВАЯ ГЛАВА

    Советский Союз - прибежище для немецких и австрийских эмигрантов.

    Принятая в 1918 году Конституция РСФСР содержала многие статьи, в которых впервые формулируются правила приёма иностранных беженцев. 21ая статья гласила: « Русская Советская Федеративная Республика гарантирует право политического убежища всем иностранцам, преследуемым по религиозным или политическим мотивам».[1]   20ая статья обещала иностранцам, проживающим в Советском Союзе, политическое равноправие: «Основываясь на солидарности трудящихся всех наций, РСФСР предоставляет всем иностранцам, занятым трудовой деятельностью на территории РСФСР, принадлежащих к рабочему классу или крестьянству, не использующим наёмного труда, все политические права русских граждан и уполномочивает местные Советы без проволочек предоставлять им права русских граждан».[2]

     В сталинской Конституции 1936 года предусматривалось и право на политическое убежище. «СССР, - гласила статья 129, - предоставляет право убежища гражданам иностранных государств  в том случае, если они преследуются по роду их деятельности, направленной на защиту интересов трудящихся; или же если они преследуются за их научную деятельность, или в силу их участия в национально-освободительном движении».[3]

     Конечно, реальность выглядела иначе. Несмотря на то, что с приходом к власти нацистов в 1933 году против рабочего класса был развязан кровавый террор и десятки тысяч коммунистов (по другим данным цифра колеблется от шестидесяти до ста тысяч[4]) только в течение года попали в тюрьмы и концлагеря, Советский Союз жёстко ограничивал применение права на политическое убежище. Лишь несколько тысяч членов КПГ и небольшое число близко стоящих к партии эмигрантов нашли приют на «родине всех трудящихся». Так называемые «профессиональные революционеры», не приписанные ни к какому государству и обладающие лишь нансеновским паспортом, чтобы получить визу в Союз, были вынуждены фабриковать себе подложные документы.[5]

     Немецкие коммунисты, которые бежали в Советский Союз, как правило, получали от партии соответствующие указания; в таких случаях Коминтерн брал на себя оформление визы и прочие формальности въезда.[6]

     Практика жёсткого отбора, лишавшая многих претендентов надежды на эмиграцию в СССР, конечно же, тревожила немецкую эмиграционную прессу и общественные круги, где Союз рассматривался как естественный союзник преследуемых антифашистов. Например, в журнале «Нойен Вельбюне» в июне 1933 года появилась анонимная статья, в которой поднимался  вопрос о жёсткости отбора на получение советского убежища как раз в то время, когда жизнь тысяч немецких антифашистов подвергалась смертельной опасности. На что более надеяться бездомному беженцу: на Европу или на красные пограничные столбы Советского Союза? И «Вельт Бюне» требовала предоставления права убежища «во имя чести и достоинства республики солдат, рабочих и крестьян».[7]

     В своей статье некий «друг Советов» с неприкрытым цинизмом анализировал причины столь сдержанной позиции Советского Союза: «Советские лидеры ненавидят фашизм не менее, чем мы, но сложившуюся в Германии ситуацию они хотят использовать в интересах социалистического строительства. Им, прежде всего, нужен мир, мир любой ценой. Поэтому они вынуждены поддерживать хорошие отношения с могущественным и опасным соседом, хотя бы для этого и пришлось порой сдерживать себя. Решают не сантименты, а именно эти реалии советской политики».[8] Мюнценбергский журнал «Контратака» считал саму постановку вопроса, что сделал Союз для преследуемых немцев, «то ли наивной, то ли чересчур агрессивной».[9]

     Советский министр иностранных дел Максим Литвинов однажды обронил примечательную фразу: «Нам нет дела до того, убиваете ли вы (министр обращался к немецкому правительству) ваших немецких коммунистов».[10] Хоть искренность этих слов и можно подвергнуть сомнению, они всё же подтверждают фактическое равнодушие советского правительства к немецкому террору и его стремление продолжить тесные отношения с Германией, начатые ещё в 1922 году Раппальским договором, и после того, как к власти пришли нацисты.

     Рупором советской внешней политики был МОПР (Международная организация помощи борцам революции). Его генеральный секретарь Елена Стасова в 1934 году заявила председателю Немецкой Лиги Прав Человека, что в создавшейся ситуации внимание акцентируется не на убежище в СССР, а на требовании соблюдения права на политическое убежище в капиталистических странах.[11] Несколькими годами позже Курт Гроссман смог понять, что такое «сталинская диалектика» из беседы с писателем - коммунистом Виландом Герцфельде. Оказывается, для фашистов лица, получившие статус беженцев в демократических странах, были «бельмом в глазу». Герцфельде прямо сказал: «Вы что, всерьёз думаете, что переправка беженцев не на Запад, а на Восток серьёзно улучшила бы их положение?! Да произойди это - и желание им помочь ослабло бы и в Европе, и в Америке. Конечным результатом стала бы не увеличивающаяся помощь беженцам, а лишь триумф врагов демократии и социализма».[12]

    Вместе с относительно однородной группой беженцев от диктатуры пролетариата в 1933 году в Союзе проживал и довольно многочисленный контингент «специалистов». Под ними подразумевали квалифицированных рабочих, техников, инженеров и деятелей науки, прибывших по приглашению советского правительства во время первой пятилетки с целью помочь в деле «общего социалистического строительства». Кризис в мировой экономике привёл к тому, что тысячи этих специалистов оказались без работы и без средств для существования в своих странах. Их, людей чаще всего не связанных с политикой, толкало в СССР не только отсутствие социальной и экономической перспективы у себя на родине, но и симпатия к Советскому Союзу. Согласно данным ГДР[13]  в 1932 году в Союзе находилось примерно двадцать тысяч таких специалистов. По всей вероятности, большинство из них были немцы.[14] Многие контракты, заключённые в период первой пятилетки, были продлены. Когда в 1933 году появились сообщения «об агрессивном нацистском враге», почти все эти специалисты стали эмигрантами, хоть прежде желания эмигрировать из Германии у них не было.

     Мы до сих пор мало знаем о том, какие инстанции должны были пройти эти люди, чтоб получить право на жильё и работу в СССР, однако, мы можем предположить, что это были те же формальности, что и в Австрии. Советская торговая миссия в Вене имела даже так называемое «Спецбюро», в котором работало несколько членов КПА, собиравших данные на определённый круг лиц. Руководителем этого бюро был венгерский коммунист Андор Лёвингер, временно ассоциированный в ЦК КПА. Ходили упорные слухи, что Лёвингер, которому был поручен политический контроль претендентов, был связан с ГПУ. Франц Каммерер занимался определением уровня квалификации претендентов, Кёниг специализировался на оценке квалификации инженеров, прочие же члены бюро готовили другие, менее значащие документы. Претендент заполнял анкету, которая посылалась в Москву.[15]

     Запрет КПА 26го мая 1933 года при австро-фашистской диктатуре Дольфуса не привёл к разгрому партии и переходу её на нелегальное положение, как это произошло в Германии, прежде всего потому, что социальная база диктатуры была узка; поэтому в своём преследовании политических противников диктатуре пришлось опираться на традиционные методы государственного подавления, а не на массовое фашистское движение. В связи с этим в 1933 году Австрию покинуло лишь незначительное число левых активистов и партийных функционеров. Ситуацию резко изменили февральские сражения 1934 года.[16] С объявлением вне закона всех рабочих организаций, а так же в связи с арестом тысяч социалистов, волна беженцев (членов Шутцбунда и других участников февральских сражений) хлынула в Чехию, и лишь немногим удалось бежать в Югославию. В чешских лагерях для «перемещённых лиц» компартия  умело  использовала глубокое разочарование шутцбундовцев; их отказу от социал-демократических взглядов способствовало и приглашение в Советский Союз, реализованный благодаря встречной инициативе советских профсоюзов.

     Сколько шутцбундовцев было в лагерях, где преобладали коммунисты, неизвестно, но надо предполагать, что число их значительно.

      23 апреля 1934 года первый эшелон с тремястами шутцбундовцами был с энтузиазмом встречен москвичами и осыпан почестями.[17] Три больших и несколько эшелонов поменьше прибыли в Союз до декабря 1934 года. Согласно данным немецкого посольства в Москве, общее число шутцбундовцев, эмигрировавших в Союз, насчитывало 807 человек, что с членами их семей составляло 1400 человек.[18] Большая часть эмигрантов была распределена по заводам Москвы, Ленинграда и Харькова, небольшим группам нашли работу в Ростове, Горьком и других городах. На первых порах члены Шутцбунда получили определённые привилегии: они отоваривались в ИНСНАБах, а отпуска проводили в Крыму по бесплатным путёвкам.[19]

     Убийство секретаря ленинградской партийной организации Кирова и последовавшая затем шпиономания, насаждавшаяся сверху и пронизавшая в короткий срок всё советское общество, привели к ужесточению режима въезда для иностранцев, а после первого московского показательного процесса в августе 1936 года лишь редкие претенденты, в том числе и из Германии, получали въездные визы.[20] На рубеже 1935 и 36 годов это ужесточение коснулось и застрявших в Чехии и готовых к выезду шутцбундовцев, искренне желавших работать в СССР. В упомянутой книге «История эмиграции Шутцбунда» Карл Штадлер пишет: «И вот в феврале 1935 года в лагерях Штернберга и Врацлова был основан комитет, направивший в советские органы просьбу принять всех шутцбундовцев, находившихся в Чехии, «в великую пролетарскую отчизну». Просители рассматривали жизнь в лагере, как «бездеятельную, непродуктивную, лишённую смысла», а потому недостойную для «революционного, обладающего классовым самосознанием» рабочего; они надеялись, что смогут помочь социалистическому строительству вместе с товарищами по партии, уже живущими в Советском Союзе. К сожалению, вскоре после этого письма, в марте 1935 года было получено ошеломляющее сообщение, касающееся всех австрийских «эмигрантов февраля», ищущих убежища в СССР.[21]

      Данное советскими профсоюзами обещание принять в Союз шутцбундовцев было не выполнено. По общему решению профсоюзов и МОПРа въезд в Советский Союз позволялся лишь лицам, которым угрожала смерть или большой тюремный срок. Лишь в таких случаях местное отделение МОПРа принимало решение удовлетворить ходатайство; при этом за основной критерий принимались «морально-политические качества» претендента. В совместном решении профсоюзов и МОПРа указывалось, что среди членов Шутцбунда наряду с большинством, подававшим своим трудом пример в социалистическом строительстве, были и «недостойные элементы», чьё поведение было охарактеризовано как «недисциплинированное и непролетарское». Вслед за упоминанием об этих «недостойных элементах» шло требование строгого контроля. Подписанный двумя членами КПЧ, циркуляр недвусмысленно указывал, что в Австрии благодаря «усилению единого антифашистского фронта» растёт сопротивление фашистской диктатуре, а поэтому все, кому не грозит расправа, обязаны покинуть Чехию и вернуться к «революционной работе» в Австрии.[22]

     В 1935 году, когда сотни шутцбундовцев всё ещё безуспешно пытались получить разрешение на въезд  в Союз, в среде февральских борцов, уже там основавшихся, проявила себя противоположная тенденция. Это движение назад, в Германию, имело многочисленные причины. Частично это было вызвано просто тоской по родине, частично трудностями приспособления к советской жизни и даже лишением былых льгот; часто требовали возвращения и супруги эмигрантов. Кроме того, в 1935 году политическая и социальная атмосфера в Союзе была до такой степени отравлена «компанией по усилению бдительности», арестами, доносами, в обществе царил такой климат недоверия, что многим риск возвращения в Австрию казался сравнительно меньшим злом. Подчеркнём, что к возвращению толкали не только политические соображения.[23]

     Ситуация изменилась осенью 1936 года, когда прежде единичные аресты эмигрантов приняли массовый характер. «Лучше домой в тюрьму, чем здесь на свободе» стало девизом многих разочаровавшихся шутцбундовцев, ещё не успевших стать жертвами начавшихся чисток. Новым в работе советских органов в 1935 и особенно в 1936 году стало прямое давление на эмигрантов с требованием принятия советского гражданства. Если они отказывались, их зачастую лишали вида на жительство.[24] В таких случаях возвращение на родину с австрийским паспортом и транзитными визами свершалось совершенно «естественно».

     Всего около трёхсот шутцбундовцев и других политэмигрантов из Австрии получили советское гражданство до 1938 года.[25] Возвратившихся членов Шутцбунда по данным австрийского посла было приблизительно 77 человек на 1936 год[26], что вместе с членами их семей составило около 400 человек (эти данные представляются верными, поскольку подтверждаются и сообщением немецкого посольства в Москве, которое датировано весной 1938 года).

      Едва ли больше половины из ранее приехавших в Союз восьмисот шутцбундовцев остались в нём к 1938 году. В 1936-37 годах 160 покинули Союз, чтобы в Испании примкнуть к интернациональным бригадам и другим войсковым единицам.[27] Из приблизительно четырёхсот оставшихся в Союзе «февральских борцов» большая часть попала в водоворот сталинских чисток вместе с приехавшими ранее многими квалифицированными австрийскими рабочими и несколькими функционерами КПА.

  Перевод с немецкого 1996 года

[1] Искусство и литература антифашистов, сосланных в СССР. 1933 - 1945. Лейпциг, 1989. Стр. 22

[2] там же

[3] там же

[4] Хорст Дунке. КПГ между 1933 и 1945 годами. Кёльн, 1972. Стр. 104

[5] так пришлось сделать Валентину Ольбергу, члену КПГ латвийского происхождения, обвиняемому первого московского показательного процесса (август 1936 года). Данные об Ольберге можно найти в книге Шафранека: Короткая жизнь Курта Ландау. Австрийский коммунист - жертва сталинской тайной полиции. Вена. 1988. Стр. 383-400, 419-427.

[6] Давид Пике. Немецкий писатель о советской ссылке 1933 - 1945 годов.

[7] «Нойе Вельт Бюне». Номер 22 за 1933 год. Стр. 673 - 674.

[8] Там же. Номер 24 за 1933 год. Стр. 755

[9] В книге Д. Пике. Стр. 86-87

[10] там же

[11] Курт Р. Гроссман. Эмиграция. История беженцев из гитлеровской Германии. 1933 - 1945. Штутгарт. 1969. Стр. 105

[12] там же. Стр. 106

[13] напомним, что эта книга издана в 1990 году

[14] Ссылка в СССР. Том 1. Стр. 26. По данным одного из немецких посольств в августе 1938 года, в Союзе во время первой пятилетки было пять-шесть тысяч немецких квалифицированных рабочих.

[15] Автор книги получил эту информацию от доктора Гильды Кёплинг, живущей в Вене. В 1931 году она работала в этом бюро непродолжительный период.

[16] С 12го по 15ое февраля 1934 года около двадцати тысяч плохо вооружённых рабочих-социалистов, большей частью являвшихся членами Шутцбунда, сражались в Линце, Вене, Штейре, Оберштайермарке и других индустриальных районах Австрии против несопоставимо лучше вооружённых фашистских хаймверов, правительственных войск, полиции и жандармерии. Рабочие вышли на борьбу с ясно наметившейся «фашизации» австрийского общества, резко усиливавшуюся при попустительстве авторитарно правившего бундесканцлера Дольфуса. Вооружённое восстание рабочих, вызванное открытой подготовкой фашистского путча и обыском полиции штаб-квартиры партии в Линце, могло быть сломлено лишь с применением всех имеющихся военных средств - и в Вене войска применили артиллерию, чтобы разнести оплот сопротивления рабочих: их «общаги» (так называли построенные в двадцатые годы коммунальные дома для рабочих).   «Шутцбундом» называлась вооружённая организация самообороны австрийской социал-демократии. Основанная в 1923 году, она прошла в своём развитии различные этапы, на одном из которых, кстати сказать, она придерживалась концепции партизанской войны. Структура Шутцбунда была милитаризирована до такой степени, что это привело к её частичной изоляции от австрийского рабочего движения. Запрещённый в марте 1933го, Шутцбунд продолжал существовать в качестве полулегальной организации с двусмысленным статусом «организации, направленной на поддержание общественного порядка». В феврале 1934 года Шутцбунд возглавил вооружённую борьбу рабочих с правительством. С уходом в подполье, вызванным роспуском рабочих организаций, Шутцбунд, к тому времени уже названный «автономным», подпадает под сильное коммунистическое влияние.

[17]  Карл Р. Штадлер. Жертвы ушедших времён. 1934.  А также: История эмиграции Шутцбунда. Вена. 1974. Стр. 118, 175 и последующие.

[18] Политический архив МИДа (далее: ПА МИДа). Полка 5. Политика России 52-2. Штрафные санкции. Том 3. Доклад немецкого посольства в МИДе. Москва, 6. 1938

[19] Штадлер. Жертвы... Стр. 178, 187

[20]  Пике. Писатель... Стр. 86

[21] Штадлер. История.... Стр. 140

[22] там же. Стр. 141-142

[23]  подробная информация в книге Штадлера: Жертвы...стр. 207-260

[24]  Какое давление оказывалось на эмигрантов - коммунистов, рассказывает в своих воспоминаниях Сюзанна Леонхард: «Уже во время моих первых бесед в МОПРе меня настойчиво убеждали ходатайствовать о советском гражданстве, но я не вняла совету. Через некоторое время руководитель отдела по эмиграции вызвал меня специально по этому поводу. Я спросила, почему я не могу жить по моему немецкому паспорту, если у меня уже есть вид на жительство. Он продолжал меня убеждать, что мне совершенно необходимо стать советской гражданской, что именно этого от меня ждут, что, будучи иностранкой, я не найду работы. Наконец я сказала: «Ну, хорошо! Раз так нужно, я подам заявление», - а сама решила отвертеться и на этот раз. Но у меня ничего не вышло. Наконец меня поставили перед выбором: если я не подписываю уже готовое заявление о принятии советского гражданства, то должна покинуть территорию СССР в течении 24 часов. Мой сын, уже будучи советским гражданином, остался б без меня в Союзе. Так мне пришлось подписать заявление»  (в её книге «Украденная жизнь. Австрийская социалистка в сталинском ГУЛАГе». Франкфурт-на-Майне. 1988. Стр. 33

[25] Архив МИДа. Полка 5. Политика России 52-2. Том 3. Сообщение немецкого посольства в МИД Москвы от 6 июня 1938 года.

[26] Штадлер. Жертвы... Стр. 125